Альфа недавно слушал под работу "Властелина Колец" аудиокнигой и обратил внимание на параллель с Сильмом, никогда ранее не бросавшуюся в глаза.
Толкин же очень любит повторять сюжетные ходы, меняя масштаб, например, Берен и Лютиэн - Арагорн и Арвен. Так вот, и ещё один:
Меркой эльфов....Взобравшись высоко на отроги Тангородрима, Фингон со скорбью взглянул на опустошенную страну, но он не нашел ни прохода, ни трещины, через которую смог бы проникнуть внутрь крепости Моргота. Тогда, как вызов оркам, все еще укрывавшимся в темных подвалах под землей, Фингон взял свою арфу и запел свою песнь Валинора, сложенную нолдор в древности, и голос его взлетел над мрачными провалами, не слыхавшими раньше ничего подобного - только крики страха и горя.
Так Фингон нашел то, что искал. Ибо высоко над ним кто-то слабо подхватил его песню, и чей-то голос позвал его. То был Маэдрос, запевший, несмотря на свои муки.Меркой хоббитов....Сэм стал осторожно подниматься. Факел оказался над дверью слева, напротив оконной прорези, обращенной на запад: это небось и было то красное окно, которое они с Фродо увидели, выйдя из Логова. Сэм прошмыгнул мимо двери и поспешил на третий этаж, каждый миг опасаясь, что сзади схватят его за горло. Снова прорезь, теперь на восток, и опять факел над дверью напротив. Дверь была открыта: темный коридор скудно освещали отблески факела и багрового зарева за окном. Но лестница кончилась, и Сэм прокрался в коридор. С двух сторон были низкие двери; обе заперты. Ниоткуда ни звука.
– Добрался, нечего сказать, – пробормотал Сэм, – было зачем добираться! Но это вроде бы не самая верхотура. А дальше-то куда?
Он сбежал на второй этаж, попробовал дверь. Заперта. Он снова взбежал наверх, пот лил с него ручьем. Каждая минута была дорога, и минута за минутой уходили попусту. Он уж и думать забыл про Шаграта, Снагу и всех прочих орков; он не чаял найти хозяина, посмотреть ему в лицо, потрогать его за руку.
И наконец, усталый и разбитый, он сел на ступеньку пониже третьего этажа и уронил голову на руки. Стояла жуткая тишина. Факел, догорая, затрещал и погас; темнота, как волна, захлестнула его с головой. И вдруг, себе на удивление, Сэм, у которого не осталось надежды и не было сил горевать, тихонько запел, повинуясь тайной подсказке сердца.
Его слабый, дрожащий голосок был еле слышен в черной холодной башне; никакой орк не принял бы это жалобное пение полуживого хоббита за звонкую песнь эльфийского воина. Он тихонько напевал детские песенки Хоббитании, стихи господина Бильбо – напевал все, что приходило в голову и напоминало родные края. Внезапно сил у него прибавилось, голос окреп, и сами собой сочинились слова, как простенький мотив:
Там солнце льет свои лучи
На вешние сады,
Цветут луга, журчат ручьи,
В лесах поют дрозды.
А может, льется звездный свет,
И я бы увидал,
Как тихо светится в листве
Жемчужная звезда.
А здесь темно, и ни души,
В углах таится смерть.
Но выше сумрачных вершин
Сияющая твердь.
Лучится ласковая синь,
Блистает звездный свод -
Ведь он прочнее всех твердынь,
И темнота пройдет.
– Но выше сумрачных вершин, – затянул он снова – и замолк. Ему словно бы отозвался чей-то слабый голос. Да нет, показалось: ничего не слыхать. А потом стало слыхать, только не голос, а шаги. Тихо отворилась дверь в верхнем коридоре, заскрипели петли. Сэм съежился, затаив дыхание. Дверь хлопнула, и злобный голос орка прогнусил:
– Ну ты, гаденыш, там, наверху! Только пискни еще, я тебе так пискну! Понял? Ответа не было.
– То-то, – буркнул Снага. – А все-таки слазаю посмотрю, чего это ты распищался.
Снова скрипнули петли, и Сэм, выглядывая из-за косяка, увидел в дверях полосу света и фигуру орка: он, кажется, нес лестницу. Сэма осенило: каморка-то не иначе как над коридором, а вход в нее через люк. Снага приставил лестницу, взлез к потолку и загремел засовом. И снова послышался мерзостный, гнусавый голос:
– Тихо лежать, пока цел! А цел ты пробудешь недолго – тебе что, невтерпеж? Хлебало заткнуть! Вот получи на память!
Свистнув, хлестнула плеть. Сэм затрясся от ярости и в три прыжка взлетел на лестницу, по-кошачьи бесшумно. Люк был посредине большой круглой комнаты. На цепях свисал красный светильник, чернело высокое и узкое западное окно. У стены под окном кто-то лежал, возле него черной тенью раскорячился орк. Он снова занес плетку, но ударить не успел.
Сэм с криком подскочил к нему, орк быстро обернулся, и яростно сверкнувший Терн отсек ему правую руку. Взвыв от боли и страха, он озверело бросился на Сэма, увернулся от меча, сшиб его с ног и упал сам. Послышался вопль и глухой удар. Мгновенно поднявшись и отпрыгнув, Сэм понял, что орк запнулся о лестницу и свалился вниз головой в люк. Сэм тут же забыл о нем, подбежав к фигурке, скорчившейся на полу. Это был Фродо.И вот так читаешь, прикидываешь разницу масштабов, разницу характеров - включая разницу между эпосом и, скажем, путевым дневником... и понимаешь, что маленький хозяйственный хоббит ничуть не менее велик.
Не из Толкина, но в тему.- Но отчего моя жизнь оказалась такой короткой, учитель? - вздохнул Гвидион. - Если бы только вы могли сказать мне что-нибудь утешительное!..
- Что ж, - ровно отозвался Змейк, - пожалуй. Был некий философ, который предлагал воспринимать нашу Солнечную систему в качестве атома в составе более крупного физического тела. Он шокировал противников на диспутах, говоря: "А что, если все мы, вместе с вращающейся Землей, с Солнцем и звездами, находимся где-нибудь в хвосте огромного льва?" При такой точке зрения Земля соответствует элементарной частице. Теоретически мы можем вообразить, что в этом, большем мире также живут и действуют люди. Наши размеры по сравнению с ними бесконечно ничтожны. Означает ли это, что так же ничтожны мы сами и все, что мы делаем?
- Нет, - сказал Гвидион. Он следил за мыслью Змейка, и сердце его начинало биться ровнее. - Если бы мне сказали, что поэт, написавший "Письма с Понта", был такого размера, что мне не разглядеть его и в микроскоп, а весь Понт был шириной с волосок, это не изменило бы моего отношения к Овидию.
- Разумеется, - согласился Змейк. - А если бы вам сказали, что некий государственный деятель, действуя в своих масштабах, навел порядок на десятой части поверхности нейтрона?
- Это не уменьшает моего уважения к нему. Что делать, если его народ такого размера! Неважно, в какую из этих концентрических Вселенных ты включен, лишь бы...
- ...человек был приличный, - иронически заключил Змейк. - Вы уловили нить. Далее. То, что применимо к пространству, может быть применено и ко времени. Самая короткая жизнь сопоставима со сколь угодно долгой по одному, единственно существенному параметру.
- Добродетели, - догадался Гвидион.
- Если хотите, - сказал Змейк. - Вам полегчало?
- Нет, дорогой учитель, - сказал Гвидион, - но происходящее со мной не стоит вашего драгоценного внимания.
© Анна Коростелева "Школа в Кармартене"UPD: При перечислении параллелей в комментариях забыли прядь волос! Которую Галадриэль подарила Гимли, отказав в ней Феанору =)
Код для обзоров
@темы:
бредогенератор,
цитаты,
почитать,
...но Тилион был бродягой
А ещё после этого очень весело было перечитывать Тринадцатую сказку.
отрывок
И вот именно эту книгу я, пожалуй, подозреваю в намеренной параллели.) Хотя в ней нет ни слова о Толкине, а есть Джейн Остин и сёстры Бронте.
Продал свою землю Тёмным в надежде получить власть над ней. В итоге был подчинён и убит теми же Тёмными, ну и земле от этого никакой радости, понятное дело, не было.
Речь о Лотто Саквилль-Бэггинсе, конечно.)
И не просто прядь!Это Гимли просил о пряди, об одной. А она отрезала три пряди - а Феанору, насколько я помню текст, трижды отказывала.
Да, думаю, знали многие. Мне интересна, например, степень веселости и изумления Арагорна.
И, кстати, я это "Феанору не дала, а Гимли дала" воспринимаю скорее как "тогдашняя Артанис не дала, а теперешняя Галадриэль - легко". Очень в контексте испытания кольцом, бывшего накануне, очень в рифму с "уйду на Запад и останусь Галадриэлью".
Совершенно соглашусь!
Вообще-то всего три волоска («and cut off three golden hairs»), что даже на одну прядь с трудом тянет :-) Но число «три» таки упомянуто :-)